Добрыня Никитич
Родился в Русской земле мальчик. Отец Никита Романович не дождался его рождения, умер. Осталась у него одна мать, Анфимья Александровна.
Хотелось матери, чтобы сыну хорошо жилось на белом свете. Злым людям хорошо не живётся — только добрым. И мать назвала мальчика Добрыней: думала, если сын затеет что-нибудь плохое, пусть имя оградит его от плохого.
Рос Добрыня, рос и вырос богатырём. Мать радовалась: какой матери не радостно, если сын сильный и пригожий. Но и печалилась она: знала, придёт срок, сын наденет доспехи, возьмёт меч, сядет на коня и уедет в чистое поле.
В чистом поле никто не живёт. Растёт там трава ковыль. Не зелёная, а седая. Седая оттого, что много в чистом поле горя, много богатырей там убито.
По одну сторону чистого поля простирается Русская земля. По другую — земля враждебная. Случается, над полем почернеет небо. Это не туча заходит, а летит, заслоняя солнце, змея Горынище. Из своих Сарацинских гор, из-за Почайны-реки летит змея в Русскую землю. Уносит она людей, держит их взаперти в подземных норах, ест живьём. С ней-то и сражаются богатыри в чистом поле. Но никому победить её не удаётся.
Анфимья Александровна не раз говорила сыну:
— Не езди к Сарацинским горам. Не купайся в Почайне-реке. Один ты у меня. На кого меня оставишь?
Не послушался Добрыня. Поехал. Долго он ехал чистым полем. Не один день, не одну ночь. Когда белые богатырские кости видел, останавливал коня, снимал шлем, склонял голову. Наконец доехал до Почайны-реки. Река как река, один берег низкий, другой берег крутой.
Повёл Добрыня коня к воде, чтобы напоить. А конь узду из рук рвёт, от реки пятится. «И впрямь злая река, да я всё равно искупаюсь!» — подумал Добрыня. Воткнул копьё в землю. Привязал к нему коня. Снял доспехи, одежду, вошёл в воду. У берега вода горяча, как в котле. Но поплыл Добрыня. На серёдке полетели из воды искры. У другого — крутого — берега пламя над волной поднялось, дым повалил.
Выскочил Добрыня на крутой берег и сквозь дым видит — стоит на четырёх лапах змея Горынище, крыльями по земле чертит, тянется к Добрыне семью головами. Ух и велико страшилище! Всё в холодной чешуе. Рты у змеи жадные, зубы острые, как железные гвозди.
«Вот и смерть моя, — подумал Добрыня. — Нет у меня с собой ни меча, ни копья».
— Что, богатырь? — говорит змея. — В норе тебя запереть? Или сейчас съесть? У меня седьмой рот нынче ничего не ел.
— Твоя воля, — отвечает Добрыня, — что ж мне в норе подземной томиться? Ешь сейчас. Об одном жалею: видел я тебя, змею, только спереди, разреши перед смертью посмотреть с хвоста.
— Погляди, — отвечает змея.
Обошёл Добрыня змею. И схватил её обеими руками за хвост, поднатужился, начал над головой крутить. Раз крутанул, два крутанул, а на третий как о землю ударит!
Закрылись у змеи глаза, стонет Горынище:
— Пожалей меня, богатырь! Вспомни свою мать, она тебя Добрыней назвала. Сделай добро моим змеёнышам, не оставляй их сиротами. Будь мне старшим братом. Я тебе буду младшей сестрой. В землю я Русскую больше не буду летать. И ты дай слово не ездить к Сарацинским горам.
— Ладно, — говорит Добрыня. — Пусть так и будет. Только и ты, змея, наш уговор помни.
Нырнул Добрыня с крутого берега, под огнём, под водой проплыл. Оделся. На коня сел. Поехал домой, в город Киев.
Рассказал Добрыня матери, что с ним было, как со змеёй бился, какой уговор заключил. Послушала Анфимья Александровна и говорит:
— Добрым-то надо быть, сын, с людьми, а не со змеёй. Пока ты чистым полем ехал, змея над Киевом пролетела, унесла княжескую племянницу Забаву. Девица на лугу с подружками венки плела. Такая была красавица, такая весёлая… Жалко мне тебя, сын дорогой, но ничего не поделаешь — выручай Забавушку. И твоя вина есть, что сидит она теперь в подземелье. Поди на конюшню, возьми коня Бурка. Он твоему отцу и деду верно служил, тебе тоже послужит. И вот плёточка, свита из семи разноцветных шёлковых шнурков. Как будет коню невмочь, как станет он спотыкаться, стегни его этой плёточкой, а так без нужды не бей. Поезжай. Жду тебя невредимого.
Поклонился Добрыня матери. Оседлал Бурка. Взял копьё, взял дубовую палицу, меч взял, лук со стрелами. Сел в седло. Только тронул поводья — прыгнул конь, ворота перескочил. Вторым скоком перемахнул городскую стену над сторожевой башней. С третьего скачка опустился в чистом поле.
В поле ветра нет, а ковыль к земле приник. Солнце из-за облаков не показывается, словно боится взглянуть, как страшный бой начнётся.
А от Сарацинских гор ползут змеёныши. Так много, что не сосчитать. Стали змеёныши на ногах у Бурка виснуть. Не дают Бурку ноги поднимать, опутали, оплели, как верёвками связали. Устал конь, спотыкаться начал. Тогда Добрыня стегнул коня семицветной плёточкой. Откуда у Бурка силы взялись! Скачет он — грива и хвост по ветру стелются. Всех змеёнышей с ног отряхнул. Если камень попадает под копыто, камень летит на целый выстрел, а землю Бурко копнами выворачивает.
Остановился Бурко у Сарацинских гор. Горы высокие, верхушки закрыты тучами. А внизу норы нарыты. Входы в норы закрыты железными дверями, на дверях висят медные замки — каждый с ведро.
И вот вышла из ущелья змея Горынище.
— Здравствуй, братец названый! — говорит змея Добрыне. — Зачем ты уговор нарушил, к Сарацинским горам приехал, моих змеёнышей потоптал? Разве не сестра я тебе?
— Ты первая уговор нарушила, — отвечает Добрыня. — Зачем Забаву похитила? Больше не сестра ты мне, и я не брат тебе. Отдай Забаву добром, отвори норы, выпусти на волю пленников.
— Не отдам Забаву. Пленников не выпущу. Буду с тобой биться.
Начался тут бой. Не на жизнь — на смерть.
Три дня и три ночи длится сражение. У Добрыни меч переломился, палица в щепки разбита, все стрелы выстрелены. А змея жжёт богатыря пламенем, богатырского коня ослепляет дымом.
Кончились у Добрыни силы. Не одолеть ему змею, не спасти Забаву.
И тут вдруг он услышал материнский голос: «Ты, сынок, три дня и три ночи бился. Побейся ещё три часа».
Собрал Добрыня всё мужество. Нацелил копьё в змеиное сердце.
— Попяться, Бурушко, — прошептал Добрыня своему коню, — попяться да встань как вкопанный…
Попятился Бурко. А змея
